Мятежник Хомофара - Страница 8

— Ты ампутатор, — неожиданно для себя произнес он. — Вот так! Прими за аксиому…

Квартира представляла собой большое скопище ненужного хлама. Привычные вещи отсутствовали. Исчез диван, комод, стереоустановка и многое другое. Остались книжные полки, шкаф, табурет. Но самое невероятное — он почти уже мог все объяснить. Как будто в разум ему понемногу подбрасывали иную логику, другие воспоминания.

Теперь вчерашний день и все недавнее прошлое всплывали в воображении не в одной, а в двух, трех и даже нескольких возможностях. Словно кто-то показывал слайды и спрашивал: это? может это?.. а как вам это?

Внезапно пришло в голову: от того, какую из версий он выберет, и будет зависеть его теперь .

Вроде бы утром он выходил из своей квартиры, и все в ней было как обычно, мебель стояла на своем месте, всюду чистота. Но, между тем, в памяти всплывают и иные картины. Он ножницами срезает обшивку дивана, выворачивает пружинный каркас, распиливает ножовкой корпус, вот тащит по лестнице мешок, набитый старой одеждой. Долой лишние предметы!

Вадим поднялся с кресла, подошел к полке, извлек толстый учебник «Психиатрия» в черном коленкоровом переплете и, вернувшись назад, сел. Открыл оглавление. Вчитываясь, стал водить пальцем.

Бредовые синдромы. Страница сто двадцать пять.

Расин полистал книгу.

Конфабуляции. Ложные воспоминания… Относятся к признакам парафренного синдрома. Данный синдром заключается в сочетании фантастического бреда величия с бредом преследования, воздействия и разнообразными явлениями психического автоматизма.

Безусловно, все так и есть…

И дальше… Бред наблюдается при шизофрении, органических, сосудистых и атрофических заболеваниях ЦНС, эпилепсии, психогенных, симптоматических и других психозах.

Вадим попытался заглянуть себе в черепную коробку. Черт, да это же просто ипохондрия, болезнь третьекурсников мединститута! Примерка известных науке симптомов на самого себя.

Захлопнул книгу, положил сверху руки и задумался.

Одна часть ума все ещё протестовала, в то время как другая выстраивала новый познавательный порядок.

Действительность пугала своей нестабильностью, но в хаосе определенно была спрятана непознанная цель. Если бы только можно было узнать врага в лицо, установить, ради чего (или кого?) все происходит.

«Допустим, действует реальный человек или группа людей… — думал Расин. — Проклятье! Кто позволил так бесцеремонно вторгнуться в частную жизнь?! Что это? Массовый эксперимент над людьми? Или безумный розыгрыш? Кто такие Гаерская, Пиликин, таскающие на своем теле дороги, КПП и прочие „тяготы“?.. И что за сотня человек, которых надо пропустить по контракту?.. Куда пропустить?!

Ладно. Предположим, некто проводит грандиозный научный (или псевдонаучный?!) эксперимент. И врач Расин в него втянут. Но кто я: материал или инструмент? Наблюдатель или подопытная мышь?

А что, если просто пациент? Который находится в психиатрическом диспансере. И все, что со мной происходит, является продуктом моего же больного воображения.

Стоп. Осознать себя. Свой страх.

Ну да, страх, понятно, есть… Однако вполне нормальный, здоровый страх. Защитный рефлекс.

Сохранилось ли критическое отношение к себе, к своему состоянию?

Несомненно. Я даже готов обсуждать. Стараюсь смотреть на себя со стороны. Мне небезразлично, что обо мне думают другие. Я буду себя контролировать и не позволю сумасшествию завладеть мной.

Критически относиться к себе — во много раз важнее того, что вчера я, вероятно, стоял очень долго возле черно-белой стены-граффити в незнакомом уголке города и ждал момента, когда в стене откроется проход…

Да нет! Нисколько не важнее!

Плевать на себя и свое сумасшествие.

Что будет значить в мировой истории мое психическое состояние, если я сделаю неверный шаг?!

Стоит ошибиться в выборе предлагаемых альтернатив прошлого, и навеки потеряешь себя в бесконечных метаморфозах».

И вдруг осенило: все, что ему нужно, — отбросить лишнее — то, что бесполезно для выполнения важной, хоть ещё и неосознанной цели. Сосредоточься!..

Понемногу меняющиеся видения стали исчезать, уступая место более-менее последовательной линии…

Осмысленно или нет, в последнее время Расин вел неустанную борьбу с собственной упорядоченностью.

Теперь никогда не существовавший период каруселью проносился в его воображении.

«Что я успел сделать? — спрашивал себя Вадим. — Прежде всего, напрочь разрушил режим. Раньше лечь спать после десяти вечера в любые дни, кроме дежурств, было катастрофой. Четыре-пять дежурств в месяц отнимали столько сил, что все остальное время, прожитое по графику, шло на восстановление. Теперь можно ложиться когда угодно, постель никогда не бывает заправлена. К черту рационализм!

Наконец избавился от ненужных вещей. Все, что не нужно, — отсек бритвой Оккама! Нет ни вешалки, ни абажура, ни стола со стульями, ни ковра, ни оконных занавесок… Из прежнего остался телевизор. Впрочем, сейчас ящик — только средство для получения информации.

Однако я нанес в квартиру кучу хлама. Все, что в беспорядке разбросано повсюду, бесполезно и необходимо одновременно. В основном, картонные упаковки. Я понимаю, насколько они нужны (о, эти коробки меня в свое время спасут!), хотя сейчас невозможно подобрать подходящие слова для точного растолкования смысла…

Впрочем, не так уж важно — давать всему объяснения. Позже, когда придет момент, я поступлю правильно».