На бледном лице Балмара отчетливо проявились розовые пятна.
— Ты играешь со мной, Иное Подобие?
Видхар улыбнулся, но в его глазах сверкнул лед.
— Нет, Балмар, я в ваши игры не играю. Они мне нисколько не интересны. Харт вовсе не приставлен присматривать за детьми. Харт — просто случайный прохожий в этом маленьком мирке, называемом Вселенной. Да, какие-то бледные тени со мной заключили контракт. Это все равно, как если бы человека, шедшего мимо детской площадки для игр, попросили подержать другой конец скакалки. Впрочем… если бы ты предложил мне хоть что-нибудь интересное…
Балмар снял шляпу с колена и, согнув руку в локте, надел на кулак.
— Нам нужен Криброк.
— Ты уже говорил.
— Вримы могут оказаться сильнее его…
— Да-да. Но, видимо, слабее того, кто ворует игрушки.
— События могли сложиться так, что он лишился своих сил.
— Грош — цена таким силам.
— Среди чистых васт он — полукровка.
— Коль на то пошло, мы все тут полукровки. Кроме тех двух твоих друзей. Ну и что? Это тело, — он поднял кверху руку, и она тут же заиграла всеми цветами радуги, а затем вспыхнула, как раскаленная вольфрамовая нить, так, что Балмар зажмурился, — это тело и душа, живущая в нем, кое-что новое в истории Всего. И разве вы не можете навеки разорвать связь со своим корнем и кочевать себе дальше?
— Харт! — Балмар злобно смотрел на этого самовлюбленного, равнодушного бога. — Ты будешь жарить свою яичницу даже когда весь мир развалиться на части. Не будет ни времени, ни пространства, ни персоназ, а твоя изба по-прежнему будет стоять между двух старых сосен.
— Теперь уж вряд ли… — Харт мрачно опустил руку. — Ты наследил так, что мне придется нанять сотню полотеров — и едва ли они справятся. А этот луг за лесом… Что там теперь? Когда ты полз сюда, разве не перерыл ты его своим жалким влачащимся телом?.. А ручей среди луга… Что теперь с ним? Каждый раз, когда вы меня ищете, перекапывая почву, вы добавляете к нему все новые и новые канавы. ещё несколько лет, и луг превратится в болото. Довольно. Ты завалил свою службу, хомун. Я разрываю контракт. И… хватит чесать языком.
Вдруг Балмар обнаружил себя стоящим перед открытой дверью. Впереди темнел лес. Балмар хотел повернуться назад, но не смог. Что-то его надежно держало за плечи. Тогда он переступил через порог. Дверь за ним тотчас закрылась. Он спустился по скрипучим ступеням, натянул шляпу и замер. Глубокий безобразный ров-червоточина полз вдоль тропы. Он мог обозначать только одно — след, оставленный по дороге сюда.
Балмар пошел по самой его кромке, не сводя глаз с неровного дна. Лишь отдалившись на полсотни шагов, он обернулся. Сосны по-прежнему стояли на краю опушки, но никакой деревянной избы между ними не было.
Должно быть, просто ирония обстоятельств. То, что представляло собой отрывок из забытого сна, и в чем рассудок не стремился искать ни символа, ни подсказки, — вдруг материализовалось.
Стена? Может, он уже бывал здесь раньше, а может, и нет. Вадим стоял как наклонная опора, вонзившись руками в глухую кирпичную кладку. Это место казалось безопасным, и он решил переждать: авось в голове немного прояснится. Он чувствовал себя жутко изможденным. Ноги налились и стали, как тяжелые баллоны. Камо грядеши? Сколько времени он не спал, не ел? Ночей, проведенных вне дома, было три… а может, четыре. Одну из них он просидел в зале ожидания железнодорожного вокзала, и эта ночь — его самое отчетливое воспоминание. Другую провел в обществе бомжей-шатунов, имя одного из которых было Шабрус. А дни? Что было — кто знает? Все погружено в туман.
…Какая же она теплая. Похоже, стена сама его притянула. Почувствовала, когда он блуждал по соседним улочкам, и отправила зов. И он, полуослепший, изможденный, добрался до нее на ощупь.
В течение этих последних дней, которым потерялся счет, такие стоянки, приюты, ночлежки отыскивались сами собой неоднократно.
Вадим обшарил стену: покрытие оказалась двухцветным (опять это черно-белое граффити!). Он не успел удивиться тому, что осязает цвета , и погрузился в полудрему.
Прошло, наверное, минут пятнадцать. Глаза открылись сами собой. Пальцы машинально погладили шелушащуюся поверхность. Длинные сплетающиеся цепочки полимера. Вадим поводил мутными глазами. Вокруг все черно-белое. Он перевел взгляд на себя. Черный костюм (изрядно помятый), белая рубаха (несвежая), темные туфли.
Мимикрия.
Вадим уткнулся в стену лбом и замер. Попросту оцепенел. Так его никто не заметит. Он вообразил, что сливается с граффити, словно богомол с травинкой. Солнце нагрело затылок и пекло сквозь пиджак, но он и не думал менять положения.
Мало-помалу на него нашел дурман. Он почувствовал себя умирающей мухой.
— Предъявите ваш ид.
Несколько секунд Расин не двигался. Затем с трудом оторвал голову от стены и медленно обернулся.
— Ваш ид, пожалуйста.
Лицо контролера-гермафродита наполняла странная радость.
То, что человек этот контролер или что-то в этом роде, Вадим понял по ярко-красному комбинезону и большой букве «К» на груди.
— Вы слышали, о чем я вас просил?
Первое, что пришло в голову, было: бежать! Мозг уже приготовился послать сигнал предплечьям, те должны были мгновенно оттолкнуться; там, слева, шагах в сорока отсюда, кажется, должен быть поворот; сильный толчок правой ногой — и далее по инерции тело устремится вперед; в несколько тяжелых прыжков он достигнет угла; затем метнется в переулок, в следующий, оставляя этого жутко-улыбающегося контролера позади; он скроется среди домов и будет плутать до тех пор, пока не найдет уютное местечко, где снова сможет затаиться.